![]() | Московские особняки | ![]() |
|
||
![]() | Наверх | ![]() |
![]() | Дом Верстовского в Хлебном переулке | ![]() |
Дом Верстовского в Хлебном переулке
      Он входил в круг любителей театра и его деятелей, связанных с московской театральной дирекцией, был другом Михаила Николаевича Загоскина, автора знаменитого тогда романа Юрий Мило-славский и многих театральных пьес, близким знакомым Сергея Тимофеевича Аксакова, который не раз упоминал его в своих знаменитых воспоминаниях и еще в одной из написанных им замечательных книг - История моего знакомства с Гоголем, изданной уже после смерти автора. Именно в ней Аксаков показал спокойную, свободную, обильную и одухотворенную жизнь этой части Москвы, раскрыл подлинное очарование арбатских переулков с их скромными усадьбами, выходящими на улицу небольшими палисадниками, подобными тому, что сохранился едва ли ни в единственном месте в городе - перед домом Вер-стовского. Именно здесь вырастала и культивировалась классическая культура XIX века, о чем хранят память чудом уцелевшие особняки -       Гоголевские персонажи обходят в бронзовых рельефах основание памятника, как бы рожденные грустным пристальным взглядом своего создателя. Прежде чем идти в Хлебный переулок, хорошо постоять, глядя на эти изображения, чувствуя, как оживает XIX век. Замечательный скульптор начала нашего столетия передал представление о недавно ушедшем времени, может быть, лучше, чем историки или авторы воспоминаний.       Отойдя от памятника и свернув направо вдоль решетки, отделяющей двор от Мерзляковского переулка, оказываешься перед идущим на запад, слегка поднимаясь, Хлебным переулком. Вся эта часть Земляного города, между Поварской и Большой Никитской, была занята в XVII веке Поварскими слободами. В них жили царские слуги, за-нимавшиеся приготовлением пищи и всем, что с этим связано. Отсюда и произошли названия Поварская улица, Скатертный, Столовый, Ножевой, Чашников, Хлебный переулки. Последний был отведен дворцовым пекарям.
     Трудно представить себе усадьбу, более характерную для 1770-х годов, хотя и мало их пережило наполеоновский пожар Москвы.
      После пожара, как и весь город, изменился Хлебный переулок. В нем появились домики поскромнее и поменьше усадьбы Камынина, в основном деревянные, они постепенно обстраивались и украшались. В Хлебном переулке в домах, возведенных после войны 1812 года, жили примечательные люди - выдающийся лектор, кумир передовых московских студентов и дам Тимофей Николаевич Грановский, прекрасный филолог Иван Федорович Калайдович. В Хлебном жила семья матери сатирика Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, в этом же переулке стоял дом, где родился Константин      В это же время простые по своей отделке залы ранее непритяза-тельного особняка также получи-ли много парадную отделку. В них появились камины, оформленные как настоящие архитектурные композиции с постамен-тами, пилястрами, украшенными классическими капителями, которые^обрамляют зеркала, высокими и тяжелыми антаблементами вверху. Вся эта сложность форм говорит о том, что переделка комнат ве-лась уже в самом конце XIX века, когда легкость ампира вытеснила монументальность эклектики. Но все же уютные пропорции комнат особняка, небольшие колонны, стоящие в проемах, старинный скрипучий паркет и, главное, ти-шина переулка и зелень скромно-го сада - все это превращает особняк в один из тех московских домов, что в полной мере сохранили память об облике и жизни города с середины XIX столетия до тех перемен, что принес с собой бурный рубеж веков и начало нового времени. |
||
![]() | Наверх | ![]() |
![]() | Дом Верстовского в Хлебном переулке | ![]() |
Дом Игумнова на Большой Якимаке
     Как и для многих других владений, располагавшихся в Замоскворечье, для этой усадьбы документированная история начинается сравнительно поздно      Итак, лишь только началась вторая половина XIX века, владение на Якиманке против церкви Святого Ивана Воина перешло к семье Игумновых. Однако не скоро -через тридцать семь лет после этого - усадьба стала приобретать свой теперешний" облик. В 1880 году купец первой гильдии Николай Васильевич Игумнов пригласил архитектора Николая Ивановича Поздеева, именовавшегося в официальных бумагах "Художником первой степени", для того, чтобы он построил новый дом со службами на месте старого. Выбор зодчего не был случайным, но и никак не мог быть связан с "маститостью" архитектора. Поздееву тогда было тридцать три года, родился он в Калужской губернии, образование получил в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, затем уехал в Петербург в Академию художеств и по окончании ее нашел место в Ярославле, где пять лет был городским архи-тектором. На этой должности он показал себя приверженцем двух архитектурных манер - "русского стиля", который использовал в проектах церквей и часовен, и разновидности классицизма, связанной с французским "стилем Людовика XV", которому тогда охотно подражали по всей Европе. В таком духе он строил купеческие дома. Игумнов, владевший значительным паем Товарищества Ярославской Большой полотняной мануфактуры, обратил внимание на молодого архитектора и поручил ему построить в Москве особняк, в котором соединились бы обе его излюбленные манеры, но "русский вкус" преобладал бы.
     Фасад, обращенный на Якиманку, выражал главный художественный эффект, задуманный архитектором и его заказчиком. Он создавал впечатление сложности, обилия,      Парадный вход в дом Игумнова, включающий в себя крыльцо, увенчанное шатром, переднюю на первом этаже с двумя дверями, роскошно отделанными кованой медью, широкую лестницу с площадкой посередине и аванзал на втором этаже представляет собой один из шедевров архитектуры "русского стиля" XIX столетия. По художественной цельности, степени проникновения зодчего в традиции средневекового искусства этот ансамбль парадных помещений, пожалуй, не имеет себе равных в Москве. Невольно забываешь о том, что интерьеры, первыми встречавшие посетителя дома Игумнова, были созданы всего сто лет. назад. Возникает впечатление исторической подлинности того, что видишь вокруг.
     Через тяжелую, монументальную, с крупной деревянной резьбой дверь попадаешь в переднюю. Она намеренно сделана невысокой и несколько темной. Тем ярче кажутся многоцветные керамические обрамления дверей. Блики светильников играют на их полотнищах, украшенных сочными узорами кованых медных завитков. Ковром покрывают пол квадраты разноцветных плиток, образующих геометрический узор.      Дальше, по темным мраморным с белыми прожилками ступеням -на лестницу. Пространство устремляется вверх, к золоченым сводам, расчерченным на ромбы. В каж-дом из них на золотом фоне сложнейшее переплетение линий, завитков образует причудливые орнаменты, подобные гигантским фантастическим цветам. Здесь нет изображений каких-либо исторических сцен, только орнаментальные мотивы. Человеческие фигуры, будь они были представлены в росписях, "выдали" бы XIX век. Здесь же безраздельно господствует "мечта" о XVII столетии. Посетитель как бы переживает ее, поднимаясь по лестнице, освещенной цветными стеклами витражей, и попадая в аванзал перед Большой гостиной.      Когда в 1938 году в доме Игумнова разместилось посольство Франции, он вызвал изумление архитекторов, прибывших из Парижа. Один из них писал: "Это здание уникально в своем роде. Своим характером оно во всем противостоит нашим привычным пред-ставлениям: несмотря на это, такое, как оно есть, оно должно быть оценено по достоинству... и нельзя найти способ его переделать без того, чтобы не показаться смешным, вмешиваясь в его старинный облик". Была произведена тщательная реставрация, тонко подобраны драпировки, мебель, люстры, и дом Игумнова приобрел, кроме московской купеческой роскоши, еще и "парижский шик". |
||
![]() | Наверх | ![]() |
![]() | Дом Морозовых на Спиридоновке | ![]() |
Дом Морозовых на Спиридоновке
     Обычно этот дом называют домом Зинаиды Григорьевны Морозовой и даже подчеркивают, что все в особняке отвечало ее вкусам и привычкам, а не предпочтениям ее мужа, знаменитого промышленника и мецената Саввы Тимофеевича Морозова. Согласиться с этим как-то совсем не хочется, да и, как кажется,
     Савва Тимофеевич, был сыном Тимофея Саввича и, внуком Саввы Васильевича Морозовых, основателей и владельцев Никольской мануфактуры в Орехово-Зуеве, одного из крупнейших текстильных предприятий России. После прогремевшей на всю страну забастовки и громкого судебного процесса, связанного с ней, отец Саввы Тимофеевича вынужден был отойти от дел, и директором мануфактуры стал он сам. Это произошло в 1887 году, когда Савве Тимофеевичу было от роду двадцать пять лет и он только что вернулся в Москву после длительной учебы в Англии. Сначала он окончил Московский университет, потом поехал писать диссертацию в Кембридж. Одновременно он обучался делу на текстильной фабрике, причем в столице английской легкой промышленности тех лет - Манчестере. В этом городе и его окрестностях Савва Тимофеевич и провел большую часть своего пребывания в Англии. К богатому русскому, занимавшемуся к тому же размещением крупных заказов на выпускавшиеся там же в Манчестере станки, высшая часть "среднего класса" в этом городе была, вероятно, очень внимательна, да и он всем интересовался, в том числе и архитектурой. О первых годах своего директорства Савва Тимофеевич вспоминал: "Пришлось мне попотеть... надо было все дело на ходу пере-страивать. Вот когда мне пригодилась Англия". Тогда Савва Тимофеевич производил впечатление человека энергичного и решительного, "с постоянно смеющимися глазами, то "рубаха-парень", способный даже на шалость, то осторожный деловитый коммерсант.., который свою линию знает твердо и из нормы не выйдет - ни Боже мой!".      Московский зодчий мог использовать "алфавит" готических форм, найденных в Англии, и, скорее всего, не погнушался этим, но несмотря на совершенно похожие окна, многогранные эркеры, арочные балюстрады вверху и другие подобные детали здание по своему настроению приобрело более чем существенные отличия. Прежде всего - совершенно особенное настроение. Здесь вкусы молодого Морозова столкнулись с устремле-ниями тоже еще достаточно молодого, находившегося в начале своей архитектурной карьеры Шехтеля. В 1893 году он еще не был увлечен новым современным стилем, получившим вскоре название модерн, зодчий в то время пытался найти соединения требований удобного устройства особняка с историческими архитектурными формами, которые продолжали его вдохновлять. И поэтому главным отличием этого первого из крупных жилых домов, строившихся Шехтелем, стало слияние радикального рационализма и столь же решительно выраженного романтизма, обладающего здесь высокой степенью одухотворенности.
     В конце XIX столетия рационализм и романтизм не казались столь уж решительно противопоставленными друг другу. В архитектуре той эпохи они даже были близки друг другу, и это было достигнуто, прежде всего, развитием английского жилого строительства. На протяжении столетий в нем вырабатывался принцип живописной планировки,
     Его план "углом" с многочисленными выступами, бесконечным числом лестниц, плавным подъездом и вестибюлем, прорезающим дом насквозь до поставленной наискось широкой лестницы, ведущей в сад, с произвольным расположением комнат, исходящим из внутренней потребности, а не требований правильной композиции, демонстрировал это в полной мере. Особняк должен был создавать образ романтического замка, подобного прославленной старинной резиденции английских королей Хемптон-корт недалеко от Лондона. Его корпуса, напоминавшие башни, стрельчатые арки окон и дверей, многогранные башенки, контрфорсы внизу и зубцы вверху - все это должно было создавать "готическое впечатление", усиленное подчеркнутой сложностью всей композиции, с перепадом высот, неожиданными выступами, уютными и таинственными лоджиями с арками на средневековых колонках, будто бы предназначенных для того, чтобы сюда могла выйти прекрасная дама и вручить талисман преклоняющемуся перед ней рыцарю.
Если войти внутрь особняка, то романтическое впечатление лишь усиливается.      Впрочем, не все залы были выдержаны в готическом духе - только гигантская столовая с деревянным потолком и огромным камином, украшенным рыцарскими фигурами и геральдическими узорами, и одна из гостиных, где главное внимание привлекает не резьба в средневековом духе, а замечательные панно Врубеля Утро, День и Вечер, занимающие верхние части трех стен. Большой зал сделан совсем в ином стиле. Как ему и по-ложено быть в Москве, он "весь белый, весь в колоннах, весь, как в огне горящий", когда хрусталь люстр, канделябров и бра отражается в мраморе стен и зеркале наборного паркета.      Несколько комнат, в том числе одна из малых гостиных, были украшены изысканным золоченым декором в стиле рококо. Когда Зинаида Григорьевна Морозова, уже после смерти Саввы Тимофеевича, продала в 1912 году особняк одному из братьев Рябушинских, тот счел рококо устаревшим и заказал для этого зала живописное панно для трех стен, которые были исполнены художником Константином Богаевским. Он создал фантастические пейзажи, погружающие зрителя в сложный, увлекательный и роскошный мир, соответствующий тому романтическому образу, что сохраняется в памяти после посещения этого особняка, поистине одного из самых роскошных и увлекательных в Москве. |
||
![]() | Наверх | ![]() |
![]() | Дом Шехтеля в Ермолаевском переулке | ![]() |
Дом Шехтеля в Ермолаевском переулке
      Вряд ли какое-либо иное здание может больше рассказать о творческой индивидуальности архитектора, чем особняк,
      В год строительства собственного дома Шехтелю исполнилось тридцать шесть лет - для человека, находившегося в предельно насыщенной художественной атмосфере России рубежа XIX и XX веков, возраст немалый, к этому моменту, казалось бы, должны были вполне определиться жизненное положение Шехтеля и его творческие устремления. На самом деле история его жизни оказывается иной. Пожалуй, лишь к 1893 году, всего тремя годами раньше, он окончательно избрал свою профессиональную стезю, решившись строить роскошный дом-дворец Морозовых на Спиридоновке. Лишь тогда, в 1893 году, он получил диплом техника-строителя, дававший право вести строительные работы. Ранее Шехтель увлекался очень многим - его страшно интересовал театр и отнимал у него большую часть времени: мастер создавал эскизы и декорации костюмов, участвовал в оформлении спектаклей и в Большом театре, и в популярном тогда театре "Скоморох" у Михаила Валентиновича Лентовского. Одновременно молодой Шехтель много занимался книжной иллюстрацией, создавал афиши, обложки журналов и даже меню торжественных обедов. Его художественные поиски наполняли собой пространство города, когда он разрабатывал украшения для народных гуляний, особенно когда он принимал участие в создании праздничного убранства Москвы к коронации Николая П. Кажется, молодой человек хотел все успеть, обращаясь ко всем жанрам художественного - творчества.       Собственный дом архитектора сохранял сильное влияние его увлечения Средневековьем, с такой яркостью проявившегося в особняке на Спиридоновке, и так же, как и последний, был связан с идеями, развивавшимися тогда в зодчестве Англии. В нем ощутимо лишь предчувствие стиля модерн, но сам стиль еще как бы не родился, только начинают формироваться его принципы, все еще не получившие окончательную форму. Однако не увидев на примере собственного особняка зодчего, что именно он хотел добиться в области архитектуры жилища, вряд ли можно правильно понять и развитие его творчества и даже "сек-рет" рождения в нем нового стиля.
      Прежде всего, Шехтель стремился к созданию живописной композиции и в планировке особняка, и в построении его объемов. Он создал отнюдь не единое здание-блок, характерное для классицизма, напротив, дом составлен из нескольких, различных по своему характеру, высоте и геометрической форме пространственных элементов. Здесь и многогранная башня с отделяющимся от нее главным входом, и выступающий вперед до самого переулка прямоугольный корпус с необыкновенно высоким треугольным щипцом двускатной кровли - как в средневековых домах
      И в то же время Шехтель еще не хотел полностью отказаться от исторической поэтики. В фасадах своего особняка он использовал конкретные детали, связанные с древними прообразами - например, украшения окон, созданные в точном соответствии с "перпендикулярным" стилем поздней английской готики XV века. Внутри дома также ощущается "средневековый романтизм". Деревянные балки делят на квадраты потолки парадных залов, деревянная резная балюстрада галереи касается пышного огромного камина, украшенного сложной лепниной, призванной вызвать к жизни мысли о духах и преданиях, "населяющих" особняк. Цветные витражи со сценами в средневековом духе |
||
![]() | Наверх | ![]() |